Эйфория, вызванная государственным визитом президента России, продлится в Армении ровно до тех пор, пока Дмитрий Медведев не нанесет такой же визит в Азербайджан. Россия продолжит поддерживать военно-политический баланс между Арменией и Азербайджаном, считая это единственно возможной региональной стратегией, а также своеобразным средством удержания статус-кво в зоне карабахского конфликта.
Между тем, реальная проблема России в Закавказье была и остается не в создании средств баланса между Ереваном и Баку, а в отсутствии политических связей с Грузией, территория которой стала для Москвы непроходимым региональным буфером. Поэтому время, которое Москва выигрывает в процессе балансирования между Арменией и Азербайджаном, должно быть всецело посвящено скорейшему разрешению проблем с Грузией. Благо политическая элита этой страны временно осталась в подвешенном состоянии: программная линия американских неоконсерваторов в отношении Грузии была оборвана в августе 2008 года, а администрация Барака Обамы сформировала новую систему внешнеполитических приоритетов, среди которых прямая конфронтация с Россией на постсоветском политическом пространстве не значится.
Важно обозначить, что Южный Кавказ — стратегический регион, однако несущий для США и России совершенно разную функциональную нагрузку. Если для Вашингтона доминировала транспортно-коммуникационная составляющая, функция звена между Центральной Азией и Европой, то для Москвы на передний план выходит военно-политическая функция, тесно связанная с задачами обеспечения безопасности на Северном Кавказе. После войны расклад приоритетов не изменился. Однако если Россия дислокацией двух военных баз в Абхазии и Южной Осетии в определенной степени нивелировала возможные угрозы для Северного Кавказа, то для США стратегическая позиция Грузии оказалась ущербной — и не выполняет функции альтернативного энергетического коридора.
В условиях, когда главная региональная ставка США — Грузия — оказалась бита, а выстроенная здесь военная инфраструктура практически уничтожена (хотя и восстанавливается быстрыми темпами), на арену вышли игроки, выступавшие до этого под американским прикрытием, в частности Турция. Анкара, чьи отношения с США с момента прихода к власти в США демократической администрации переживают сложный период выяснения отношений, громогласно заявила о своих национальных интересах в кавказском регионе, которые не могут быть защищены без плотного диалога с Россией. Таким образом, война августа 2008 года в Южной Осетии объективным образом способствовала регионализации проблем Южного Кавказа.
Однако было бы наивно предполагать, что США уступили свое влияние на Южном Кавказе полностью и бесповоротно. За прошедшее десятилетие американцами в регионе была проделана огромная работа на глубоком общественном уровне. США воспринимались и продолжают восприниматься как «третья сила», способная в определенный момент полностью изменить ход событий или же навязать альтернативный региональный сценарий. Один из таких сценариев, связанный с ядерной программой Ирана, и сейчас является наиболее масштабным и непрогнозируемым элементом будущего военно-политического обустройства региона.
После признания Москвой независимости Абхазии и Южной Осетии проблема урегулирования нагорно-карабахского конфликта оказалась в центре регионального политического процесса. Активная позиция Турции по карабахской проблеме получила максимально ясное выражение на фоне попыток нормализовать армяно-турецкие отношения. Само детище американских демократов — «дорожная карта» разблокирования армяно-турецкой границы — была торпедирована турецкими властями, поскольку в случае реализации вернула бы расклад сил в регионе в исходную позицию, а именно США получили бы механизмы дальнейшей эффективной конкуренции с региональными силами — той же Турцией, Россией и Ираном. В итоге, нагорно-карабахский конфликт оказался практически целиком в поле влияния двух региональных игроков — России и Турции, с сильным ситуационным влиянием Ирана.
Обеспечив политический контроль над процессом урегулирования нагорно-карабахского конфликта, Москва и Анкара сделали второй шаг — усилили военную составляющую своего влияния. Россия зацементировала свое военное присутствие в Армении на ближайшие десятилетия, пролонгировав срок дислокации военной базы в Гюмри до 2044 года, а Турция заключила с Баку договор о стратегическом партнерстве и взаимопомощи, закрепив за собой функции гаранта интересов азербайджанской стороны. Судя по всему, региональный военный паритет между Россией и Турцией будет полностью оформлен с дислокацией турецкой военной базы или мобильных частей в Нахичевани. Во всяком случае, высшее руководство Турции публично заявило о том, что задача обеспечения безопасности этой автономной республики в составе Азербайджана — прямая задача Турции, исходящая из международных договоров.
В общем и целом, в регионе разворачивается новая конкурентная система, главными участниками которой становятся Азербайджан и Турция с одной стороны, Армения и Россия с другой. С этой точки зрения позиции Турции выглядят предпочтительнее по той простой причине, что она планомерно наращивает экономическое присутствие в Грузии. Более того, для Турции Грузия продолжает выполнять функции главной транзитной артерии, соединяющей ее с Азербайджаном. Нефтепровод Баку-Тбилиси-Джейхан (БТД), газопровод Баку-Тбилиси-Эрзрум (БТЭ) и проектируемая железнодорожная ветка Баку-Ахалкалаки-Карс (БАК) преследуют цель обеспечения постоянного доступа Турции в Каспийский регион — к углеводородным запасам Центральной Азии. В достижении этой цели Турция пользуется полной поддержкой Запада и в настоящее время прилагает все усилия для реализации проекта NABUCCO — газопроводной сети, обеспечивающей доставку газа из Азербайджана, Ирака, Туркмении, а будущем и Ирана в Европу через Турцию. Вместе с тем, Турция наладила взаимовыгодный диалог с Москвой относительно участия в проекте «Южный поток». Выгодная географическая позиция Турции позволяет ей позиционировать себя как перекресток конкурирующих направлений «Север-Юг» и «Восток-Запад».
Кроме того, Турция заявила о намерении строительства железной дороги в Нахичевань, по узкому коридору собственной территории, граничащей с Ираном. Если данные железнодорожные проекты будут осуществлены, то Армения навсегда потеряет функцию железнодорожного узла на Южном Кавказе (в настоящее время железнодорожная связь между Турцией, Грузией и Азербайджаном может осуществляться только через Армению, однако участок Карс-Гюмри заблокирован Турцией).
В этих условиях перспективы Армении будут связаны с развитием транспортно-коммуникационной связи с Ираном (ТЭО проекта строительства железной дороги Иран-Армения разрабатывают российские специалисты), а также обеспечением рынков сбыта электроэнергии. Строительство нового атомного реактора в Армении, договор о котором подписан между Ереваном и Москвой, сохранит за армянским энергетическим комплексом позицию самого мощного и развитого в регионе.
Что же касается нагорно-карабахского конфликта, то все будет зависеть от дальнейшей динамики российско-турецких политических отношений. Москва и Анкара, кажется, выступают против дислокации в зоне карабахского конфликта миротворческого контингента, в состав которого войдут военнослужащие нерегиональных государств. В этой позиции их полностью поддерживает Иран. Таким образом, по данной наиболее важной составляющей процесса урегулирования сложился региональный консенсус. По всей видимости, пат, оформленный на переговорах в Астане в начале июля 2010 года, продержится достаточно долго. Захотят ли Москва, Анкара и Тегеран сформулировать новую карту карабахского урегулирования — вопрос будущего. Пока региональная триада занята укреплением своих позиций, заполнением вакуума, который образовался после американского «отката».
Ситуация может получить иное развитие лишь в том случае, если Вашингтон пересмотрит функцию Южного Кавказа, скажем, встроит его в свои задачи на Ближнем Востоке и Афганистане, что маловероятно. США продолжают использовать регион для транзита военных грузов из Ирака в Афганистан и это тот минимум, который укладывается в стратегические задачи Обамы. Точка зрения о том, что Вашингтон укрепляет азербайджанские военно-морские силы и систему ПВО на случай военной операции против Ирана выглядит весьма сомнительной, особенно на фоне информации о будущих поставках Азербайджану российских комплексов С-300. Последнее, наоборот, свидетельствует опять-таки о расширении спектра действий России, в том числе и в рамках российско-американских договоренностей по иранской проблеме.
Тем не менее, говорить о том, что Южный Кавказ выпал из контекста глобальной политической конкуренции, было бы неверным. Суть процесса в ином. С обострением внешнеполитических проблем США, Россия и Турция резко повысили свое влияние в мире и в настоящее время выстроили собственный тренд развития сопредельных регионов. Турция расставила акценты не только на Кавказе, но и на Балканах, Ближнем Востоке и в арабском мире. Пока очевидных дивидендов Анкара не приобрела. Наоборот, турецкая активность зачастую вызывает отторжение субъектов региональной конкуренции. Однако Анкара получила совершенно новую повестку отношений с США, в которой диктат Вашингтона отныне невозможен. С другой стороны, обострилась внутриполитическая ситуация в самой Турции, где США и Израиль за последние годы выстроили эшелонированную систему влияния. Впрочем, правительство умеренных исламистов на данном этапе прикладывает максимум усилий для уничтожения этой системы.
Что касается России, то она оказалась лицом к лицу с Китаем, Ираном, Турцией, Румынией, Польшей и другими традиционными силами, политическая и экономическая линия которых и без масштабного американского воздействия кристаллизировалась и получила четкие ориентиры. Эти ориентиры, если не конкурируют прямо с российскими интересами, то, по крайней мере, требуют от России максимально квалифицированной, сильной и инициативной политики в сопредельных регионах и особенно — на Кавказе.
Комментарии