Результаты экспертного опроса «Центральная Азия и Европейский Союз – диверсификация энергетических маршрутов».

Joint Eurasian Expert Network (JEEN, Объединенная евразийская экспертная сеть) провела экспертный опрос на тему: «Центральная Азия и Европейский Союз – диверсификация энергетических маршрутов». В опросе приняли участие эксперты из России, стран СНГ, Европы и США:
— Владимир Парамонов, эксперт, руководитель проекта «Центральная Евразия», Ассоциация приграничного сотрудничества (Узбекистан);
— Айша Бердыева, журналист, специализирующийся на вопросах нефтегазовой индустрии (Туркмения);
— Наргис Касенова, д.п.н., проф. Казахстанского института менеджмента (Казахстан);
— Александр Собянин, эксперт, руководитель службы стратегического планирования Ассоциации приграничного сотрудничества (Россия);
— Марсель Виетор, научный сотрудник, специализирующийся по проблеме энергетики, Германского общества внешней политики (ЕС);
— Андрей Тибольд, главный редактор Eurasia Energy Observer (ЕС);
— Эрика Марат, PhD , эксперт по Центральной Азии (США).
Каждый из участников ответил на сет вопросов, касающихся проблемы диверсификации энергетических маршрутов в Евразии. Итоги опроса в виде аналитического обзора представлен ниже.

1. Является ли диверсификация энергетических маршрутов гарантом энергетической безопасности Европейского Союза и Центральной Азии?
Владимир Парамонов: В краткосрочной перспективе и с точки зрения узконациональных и коммерческих интересов, диверсификация энергетических маршрутов является таким гарантом. В долгосрочной перспективе и с точки зрения интересов устойчивого развития всей Евразии, нет.
Айша Бердыева: Несомненно, что сегодня Европе нужен новый план энергетической политики в Центральной Азии, поскольку лоббируемый ЕС проект Nabucco не идет дальше «бумажного оформления». Зная это, лидер Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедов умело «играет» в диверсификацию, раздавая обещания в поставке своих энергоресурсов всем желающим и не подкрепляя это никакими гарантиями. Вопрос в том будет ли любой другой энергетический проект гарантом для Европы, ведь с такими ненадежными партнерами как страны Центральной Азии трудно просчитать ситуацию.
Наргис Касенова: Да, безусловно, является.
Александр Собянин: Если бы диверсификация была реальной, то есть достаточной для углеводородного потребления Евросоюзом, то да, была бы гарантом. Но сейчас это блеф, это пропаганда и подмена реального решения. Даже Nabucco , вместе с газпромовским «Южным потоком» и трубопроводом через территорию Болгарии, никак не решают кардинальный вопрос потребительской жизни и смерти 550 миллионного сообщества объединенной Европы. Центральная Азия вообще не при делах — у нее, скорее, выбор между предложениями направлений поставок углеводородов.
Марсель Виетор: Дальнейшая диверсификация внешних источников энергоресурсов является важным средством для повышения энергетической безопасности ЕС . Но это , конечно, не единственное средство обеспечения энергобезопасности . В этом отношении также следует рассматривать создание общего рынка в ЕС для поставок энергии и физических связей между национальными инфраструктурными сетями , развитие альтернативных источников энергии, повышение энергоэффективности и т.д.
Андрей Тибольд: Стремление к диверсификации маршрутов поставок на европейском континенте , в озникло в последнее десятилетие , как со стороны поставщиков, так и со стороны потребителей. Но это не только европейский феномен . Если мы посмотрим на самый быстро растущий энергетический рынок — Китай , то мы увидим, подобный подход и здесь . Китай намеренно пытается создать стабильный и диверсифицированный энергетический портфель и стабильный фундамент для будущих поставок энергоресурсов . По сравнению с ЕС, существенная разница состоит в том, что Китай в состоянии двигаться гораздо быстрее в этом направлении, нежели ЕС , особенно, когда речь идет о крупных инфраструктурных проектах. Наиболее показательным примером является газопровод Центральная Азия — Китай. Я бы сказал, что Центральная Азия , безусловно, располагает потенциалом, чтобы внести вклад в обеспечение энергетической безопасности ЕС по поставкам газа через Южный коридор . Но будут ли объемы , которые могут быть поставлены странами ЦА достаточно большими, чтобы сделать решающий вклад в обеспечение безопасности ЕС , остается под вопросом. Крупнейшие игроки на энергетическом рынке быстро разворачивают свои стратегии в Центральной Азии. Речь не только о Китае , который заинтересован в поставках газа из Центральной Азии, но и странах Ближнего Востока. На этом фоне кажется, что ЕС по-прежнему действует медленно.
Эрика Марат: Диверсификация энергетических маршрутов в Центральной Азии проходит крайне медленно. Казахстан и Туркменистан — единственные страны, которые на сегодняшний день прокладывают новые газопроводы совместно с ЕС. Однако обе страны до сих пор «привязаны» в секторе энергетики к России. Кыргызстан и Таджикистан, богатые водными ресурсами, пока не сумели вырваться за рамки рыночных отношений построенных в СССР. Поэтому об энергетической безопасности для ЦА пока говорить рано.

2. Каковы перспективы трубопроводных проектов Nabucco, Трансафганского трубопровода и подобных им пока нереализованных проектов, направленных на диверсификацию поставок углеводородного сырья?
Владимир Парамонов: Перспективы все еще туманны. Пока только Китаю удается развивать устойчивую трубопроводную инфраструктуру. Теоретически любая трубопроводная инфраструктура и практически в любом направлении может быть проложена. Вопросом остается, кто и как сможет обеспечить ее безопасность и гарантировать бесперебойные поставки нефти и газа. В этой связи все трубопроводные маршруты являются заложником усложняющейся ситуации в сфере безопасности.
Айша Бердыева: Проект Nabucco скорей всего так и останется только «идеей-фикс» Европейского Союза. Это обусловлено прежде всего отсутствием инвесторов и не решенной проблемой правового статуса Каспия. Кроме того гарантий наполняемости трубы, в случае реализации проекта, по-прежнему нет. Проект Трансафганского газопровода (ТАПИ) абсолютно не реален из-за небезопасной ситуации в Афганистане и Пакистане.
Наргис Касенова: У Nabucco , я думаю, есть шансы осуществиться. В этом году у проекта были важные подвижки. Так, в сентябре было подписано соглашение с ЕБРР, Европейским инвестиционным банком и Международной финансовой корпорацией о возможном финансировании в размере 4 млрд. евро (более половины оценочной стоимости проекта). Главная интрига в том, получится ли договориться с Туркменией о поставках газа. У Туркмении очень большая заинтересованность в таком выходе на выгодный европейский рынок (Россия закупки сократила, а доходность от продажи газа Китаю останется низкой). При этом, официальная политика Туркмении до сих пор заключается в том, чтобы продавать газ на границе, то есть самим не заниматься внешними трубопроводными проектами. Вопрос в том, смогут ли договориться Ашхабад и Баку, решатся ли на сооружение Транскаспийского трубопровода, и кто возьмется за его строительство? У Трансафганского трубопровода на ближайшее будущее перспектив нет из-за ситуации с безопасностью.
Александр Собянин: Перспективы ясные: все указанные проекты будут реализованы, как и ряд других, не менее значимых трубопроводных иных проектов, — Nabucco в ближайшие 3-5 лет, Трансафганский трубопровод — уже после 2017-2018 года. Однако их будет недостаточно.
Андрей Тибольд: Если говорить о Nabucco , здесь нет ничего, что бы свидетельствовало о существенном прогрессе в реализации проекта. Задача по-прежнему заключается в том, чтобы найти достаточно газа для заполнения трубопровода. В настоящее время в качестве возможной базы поставок для Nabucco рассматривается газ из Ирака . Однако здесь очень много препятствий, которые необходимо устранить, особенно политического характера, прежде чем Ирак может стать стабильным и надежным поставщиком для Nabucco . Газ с азербайджанского месторождения «Шах Дениз-2» всегда рассматривался в качестве основного поставщика для газопровода. Хотя Азербайджан заинтересован в Nabucco , он никогда не обещал, что будет осуществлять поставки по этому маршруту. В 2017 году, только 10 млрд. кубометров газа с «Шах Дениз-2 » будет доступен для экспорта, что составит лишь треть мощности Nabucco . В первом квартале 2010 года , консорциум, разрабатывающий «Шах Дениз -2» решит, кому он будет продавать свой газ, и по какому маршруту он будет транспортироваться. Шансы у Nabucco невысокие, но, возможно, более существенные , чем у проекта Trans Adriatic Pipeline ( TAP). Азербайджан осознает свою стратегическую позицию и, конечно, пытается добиться лучших для себя условий . Он также хотел бы участвовать в европейском рынке нефтепродуктов в обмен на поставки своего газа в Европу. Но этого проект Nabucco до сих пор не предусматривал.
Эрика Марат: Пока перспективы Nabucc о остаются скромными. Проект скорее политически-мотивированный (снизить зависимость от российского газа), нежели экономически-обоснованный. Перспективы Трансафганского газопровода будут зависеть от того, насколько Казахстан и Туркменистан будут заинтересованы в диверсификации поставок на Запад.

3. Какова роль стран-транзитеров в процессе диверсификации энергетических маршрутов и как она будет меняться в перспективе?
Владимир Парамонов: По логике, чем сильнее процесс диверсификации, тем слабее позиции стран-транзитеров. Однако, все это только в теории. В каждом же конкретном случае роль каждой страны-транзитера была и будет оставаться различной. Многое зависит от географии, ситуации на рынках, развития альтернативных способов и маршрутов транспортировки, позиций той или иной страны — то есть от суммы факторов. Например, роль России как транзитера, несмотря на снижение, все равно останется высокой.
Айша Бердыева: Я не считаю, что страны-транзитеры играют значительную роль в процессе диверсификации энергетических маршрутов. Они выражают свою готовность в участии того или иного проекта, исходя их своих экономических и политических интересов. Вряд ли эта позиция будет меняться с течением времени, поскольку ареал сфер влияния в Центральной Азии достаточно ясен.
Наргис Касенова: Для стран, таких как Турция или Грузия, диверсификация – это новые возможности, для других — большая проблема. В целом, чем глубже диверсификация, тем больше здоровой рыночной конкуренции.
Александр Собянин: У России — роль серьезная, роль «мачо с кольтом» и пальцем на пульте управления. У остальных — роль «все флаги в гости будут к нам», роль мучительного выбора между манящим и красивым-непонятным и понятным и не манящим, роль выбора — кому, какой компании какой страны, какой транснациональной компании дать обещания, гарантии, контракты и добро на приоритет в направлении поставок.
Марсель Виетор: Транзитные государства являются частью трубопроводных проектов и, равно как и добывающие страны, и страны-потребители и переработчики. Они важны для успешного функционирования трубопроводных проектов . Все трубопроводы имеют дело с транзитными государствами — даже Nord Stream, хотя в данном случае это было существенно на подготовительной стадии строения трубопровода. Для отдельных газопроводов транзитные страны играют ключевую роль, но чем больше вариантов маршрутов транспортировки есть у страны, тем меньше значит каждая отдельная страна-транзитер.
Андрей Тибольд: Существует четкая тенденция, в соответствии с которой поставщики хотят снизить свою зависимость от транзитных стран . Это делается с помощью новых морских трубопроводов . Другой вариант , который становится все более популярным, — сжиженный природный газ ( СПГ) . Газодобывающие страны, которые имеют доступ к мировому океану, признают преимущества СПГ . Т ехнология также становится все более экономически эффективной. Е ще большие преимущества состоят в том, что производители СПГ имеют практически прямой доступ к крупнейшим рынкам мира . Они могут выбрать способ поставки своего газа на наиболее привлекательные рынки , вне зависимости от позиции транзитных стран .
Эрика Марат: Транзитные страны всегда играют значимую геополитическую роль. От них зависит то, будут ли, в конечном счете, проложены новые энергетические маршруты. Роль таких стран меняется по мере того, как поставщики и потребители энергоресурсов договариваются о новых возможных маршрутах поставок. Чем глубже политическая мотивация прокладки каждого конкретного маршрута, тем серьезнее роль транзитных стран.

4. Насколько серьезна проблема достоверности запасов углеводородов в различных странах Центральной Азии?
Владимир Парамонов: Это не проблема. Это игра, и игра не только и не столько вокруг Центральной Азии. Оценки запасов самих центральноазиатских стран больше соответствуют действительности, чем оценки тех внешних сил, которые заинтересованы в переформатировании региона в рамках своих схем, концепций и алгоритмов развития.
Айша Бердыева: Газ в Центральной Азии есть, но насколько велики его запасы – вопрос по-прежнему открытый. Туркменистан как одна из основных стран-экспортеров энергоресурсов, по оценкам британской аудиторской компании Gaffney, Cline & Associates (GCA), обладает значительными запасами газа – в частности, по их оценке, Южный Иолотань располагает запасами от 4 до 14 триллионов кубометров газа. Это делает Южный Иолотань одним из пяти крупнейших месторождений в мире. Однако проверить достоверность данного аудита не представляется возможным, пока вся информация поступала только из «первых рук» туркменских официальных источников.
Наргис Касенова: Конечно, есть вполне объяснимая тенденция завышать оценки своих запасов, но я думаю природного газа в Центральной Азии достаточно, для того чтобы привлечь европейские и другие инвестиции в добычу углеводородов и строительство инфраструктуры. Я также склонна доверять оценке запасов Южного Йолотаня, данной компанией Gaffney, Cline & Associates (4-14 трлн. кубометров природного газа).
Александр Собянин: Все в курсе, что Москва хитра, и держит при себе более достоверные данные, чем есть в Туркмении, Узбекистане (по газу), Казахстане, Азербайджане (по нефти). Но ТНК в курсе дела, проблема есть только для медиа-среды. Казахстан — единственная страна, которая приблизилась к реальному пониманию и оценке собственных запасов — за счет работы англосаксонских (США, Великобритания, Канада), японских и европейских инжиниринговых и геологоразведывательных компаний.
Андрей Тибольд: К онечно, трудно дать точную и достоверную оценку углеводородным запасам государств Центральной Азии , особенно когда речь идет о наиболее перспективных месторождениях , тех, что располагаются в Туркменистане. Туркменистан по-прежнему остается непрозрачной страной, однако имеется достаточно оснований считать, что Туркменистан имеет достаточно газа для поставок на мировые рынки . Главный вопрос, сможет ли ЕС и его проект Южного коридора вовремя достичь Туркменистана, чтобы импортировать туркменский газ на рынок ЕС. Так, у меня есть основания полагать, что Китай планирует заключить новые контракты на поставку газа со странами Центральной Азии , в том числе с Туркменистаном .
Эрика Марат: Данные о состоянии углеводородных запасов Туркменистана и Узбекистана остаются не доступными для широкой общественности и международного сообщества. Никто с точностью не может сказать, сколько природного газа и нефти эти страны могут экспортировать. В Казахстане ситуация намного прозрачнее.

5. Есть ли у Европейского Союза и Китая реальные альтернативы поставкам углеводородных ресурсов из России и Центральной Азии?
Владимир Парамонов: Безусловно есть. И ни ЕС, ни тем более КНР жестко не зависят от Российской Федерации и Центральной Азии.
Айша Бердыева: Россия и Центральная Азия – безальтернативный для стран ЕС и Китая. Китай достаточно активно наращивает свои связи с Центральноазиатскими странами-экспортерами голубого топлива. На сегодняшний день, к примеру, Китай является единственным стабильным покупателем туркменского газа. При этом Россия вряд ли захочет уступить кому бы то ни было свои позиции в регионе.
Наргис Касенова: Что касается нефти, то, конечно, такие альтернативы есть. В случае газа, для ЕС – Россия является незаменимым партнером, а для Китая очень важна Центральная Азия.
Александр Собянин: Кавказ и Средняя Азия не занимают значительного пространства в стратегиях поставок углеводородов Евросоюза и КНР. Вопрос сильно политизирован и чрезмерно драматизирован. Через 15-20 лет этих углеводородов уже не будет — и все вокруг это понимают. Тут слишком много эмоций и сиюминутности.
Марсель Виетор: Конечно , поставки углеводородных энергоресурсов могут быть заменены другими видами энергии, можно экономить углеводородные энергоресурсы , поставки могут диверсифицироваться и т.д. Вопрос заключается в том, сколько ЕС и Китай готовы платить . Поставки газа и нефти из России и Центральной Азии являются привлекательными по нескольким причинам — существующая инфраструктура, цены , доступность, опыт — но не необходимыми .
Андрей Тибольд: Н а мировом рынке растет роль поставщиков СПГ . Для ЕС растет значение поставок СПГ из Катара , Нигерии, недавно начались поставки из США . Н екоторые эксперты утверждают, что даже если проект Южного коридора не будет осуществлен, Европейские поставщики газа будут пытаться восполнить недостающие объемы за счет увеличения импорта СПГ . Китай к 2020 году аналогичным образом планирует увеличить импорт СПГ из таких стран, как Индонезия , Катар и Австралия . Однако э то все-таки не совсем альтернатива , скорее поставки СПГ носят дополнительный характер.
Эрика Марат: Да, такие альтернативы есть. Для ЕС – африканские страны. Для Китая — внутренние ресурсы. Но Россия и ЦА, тем не менее, представляют собой наиболее привлекательных партнеров для ЕС и Китая.

6. Возможна ли координация энергетической политики на пространстве Евразии (например, в рамках ШОС, ЕврАзЭС), а также между Западной Европой и Азией?
Владимир Парамонов: Координация необходима, но возможна лишь в случае кардинальной смены прежде всего той же Россией (как моста между Европой и Азией, как исторического локомотива развития постсоветского и евразийского пространства) современной стратегии своего развития. То есть в краткосрочной и среднесрочной перспективе, скорее всего, такая координация не возможна. Более реальна координация между ЕС и КНР по вопросу контроля определенных сегментов Евразии, в том числе контроля над постсоветским пространством.
Айша Бердыева: В рамках данных организаций говорить о какой-то координации энергетической политики пока преждевременно, поскольку эти структуры носят скорее номинальный характер, нежели реальный. Кроме того, Туркменистан, к примеру, не является членом никаких региональных организаций, другие же страны-члены объединений либо имеют не очень хорошие политические и добрососедские отношения, либо находятся в конкурирующих позициях с точки зрения энергетики.
Наргис Касенова: В рамках Таможенного союза такая координация становится необходимостью. В рамках же ШОС, на мой взгляд, возможны только поверхностные консультации. Между Западной Европой и Азией — в ближайшей и среднесрочной перспективе такая координация маловероятна.
Александр Собянин: Нет, невозможна такая координация.
Марсель Виетор: По моему мнению , скорее всего, не ШОС может стать основой для сотрудничества в энергетической сфере , а , возможно, ЕврАзЭС. В принципе , координация между Западной Европой и Центральной Азией в рамках энергетической политики является возможной и желательной. Но это может стать достаточно длительным процессом.
Андрей Тибольд: В Евразии те или иные формы согласованной энергетической политики возможны, например, в рамках с формированного Таможенного союза России, Казахстана и Беларуси. Это можно рассматривать своего рода как тест для всего региона . В случае, если его члены способны достичь твердых взаимовыгодных соглашений по транспортировке нефти и газа в пределах Таможенного союза , то этот опыт мог бы служить основой для более широкого регионального сотрудничества в сфере энергетической политики. Согласованная энергетическая политика между Западной Европой и Азией в настоящее время видится маловероятной, и реальной потребности в этом нет. С другой стороны, согласованная энергетическая политика между ЕС и СНГ реально улучшила бы ситуацию и за счет этого, возможно, удалось бы решить многие существующие проблемы. Это могло бы повысить безопасность и надежность поставок углеводородов и уверенность потребителей в поставщиках, создать стабильные условия для взаимных инвестиций в добычу и переработку. К сожалению, такие соглашения видятся как нечто из далекого будущего.
Эрика Марат: На мой взгляд, такая координация невозможна, поскольку Узбекистан и Туркменистан закрыты для международного сообщества и предпочитают выстраивать свою внешнюю политику на базе двусторонних отношений.

7. В чем заключаются основные угрозы безопасности транспортировки углеводородов на пространстве Евразии?
Владимир Парамонов: Основные угрозы связаны с растущей возможностью дестабилизации значительных пространств Евразии, чему вольно или не вольно способствует и к чему ведет политика основных игроков, в том числе США, ЕС, РФ и КНР.
Айша Бердыева: Можно обозначить ряд угроз. Во-первых, нестабильная политическая ситуация в регионе в известной мере тормозит продвижение ранее заявленных проектов, таких как Nabucco или ТАПИ. Во-вторых, нерешенная проблема правового статуса Каспия — пока все пять прибрежных государств не придут к единому мнению, говорить о строительстве каких-либо газопроводов через акваторию Каспия не имеет смысла. Все это, безусловно, сказывается на безопасности транспортировки углеводородов на пространстве Евразии.
Наргис Касенова: В числе основных угроз безопасности транспортировки энергоресурсов на пространстве Евразии прежде всего вооруженные конфликты и террористические акты.
Александр Собянин: Таких угроз в реальности нет. Грузия могла объявить войну Южной Осетии, Россия могла поставить грузинского агрессора в позу провинившегося жующегося собственный галстук шкодника, Россия могла разбомбить аэродромы и порты Грузии, но ни Грузия, ни Россия даже не задумывались об атаке на столь всем ценную трубу с углеводородами от Каспия к Новороссийску и Батуми. Армения может дождаться столь желанной и столь губительной атаки Азербайджанской Республики на независимую Нагорно-Карабахскую Республику, но ни армяне, ни азербайджанцы, ни держащие концы труб грузины не будут в возможной войне за Карабах атаковать трубу. Труба как питание государств и народов, труба как счастье, «труба» всем, кто покусится на трубу.
Марсель Виетор: Основные угрозы безопасности заключаются в отсутствии верховенства закона, отсутствие политической стабильности и неуверенность в надежности новых партнеров в регионе.
Андрей Тибольд: Политическая нестабильность в странах-транзитерах в последнее десятилетие , вероятно, были самой большой угрозой для безопасной транспортировки углеводородов. Речь идет о безопасности транспортировки российского газа в Европу , кроме того, есть определенные опасения по поводу технического состояния газотранспортной системы Украины ( ГТС). Хотя Украина утверждает, что ее ГТС поддерживается и обслуживается должным образом, эксперты сходятся во мнении , что ГТС Украины нуждается в модернизации, в случае если Украины хочет, чтобы ГТС оставалась технически надежной системой на ближайшие десятилетия . В настоящее время ЕБРР организовал тендер на исследование по оценке ГТС Украины с тем, чтобы понять, какие расходы потребует модернизация этой системы. Другой, более непредсказуемый и беспокоящий фактор – это учащение террористических атак на нефте- и газопроводы . В прошлом году наблюдался рост террористических атак на трубопроводы на Северном Кавказе , а также в Турции , и те области, где активно действуют повстанческие группы .
Эрика Марат: Основные угрозы заключаются в авторитарных, непредсказуемых, закрытых решениях правительств этих стран. В какой-то степени угрозу представляют повстанческие группы в Центральной Азии, Закавказье и Турции.

8. Кто диктует цену на энергоресурсы в XXI веке – продавцы или покупатели?
Владимир Парамонов: Про весь XXI век сказать очень сложно, тем более что он только начался… Кроме того, цена — это результат некоего компромисса на тех или иных рынках энергоносителей, по тем или иным категориям энергоносителей, в тех или иных специфических условиях для каждого рынка и каждого вида энергоносителей. И позиции продавцов или покупателей — это лишь один, пусть и важный, элемент уравнения со многими переменными и неизвестными величинами. Тем не менее, представляется, что по состоянию на конец первого десятилетия наступившего века позиции покупателей более сильны и устойчивы, так как к категории «покупатель», как правило, относятся наиболее развитые и влиятельные государства, их компании, а также всяческие группировки и блоки этих игроков на рынке. Они заставляют жить весь остальной мир по задаваемым ими правилам, вырабатываемым ими алгоритмам и формируемым схемам. Понятно, что продавцы пытаются сопротивляться, в том числе форсируя процессы создания альянсов. Однако, вне задачи форсированного развития аналитики и реального сектора экономики, создания региональных блоков и союзов, попытки продавцов в целом обречены на провал.
Айша Бердыева: Цену на энергоресурсы диктует рынок потребления. Ценообразование обусловлено особенностями доминирующей в регионе трубопроводной транспортировки, то есть конкретные потребители привязаны к конкретному производителю трубопроводной сетью. Сегодня Европа существенно сокращает свое энергопотребление, увеличение добычи газа в США и перенаправление потоков в Европу уже значительно влияют на формирование цены на газ.
Наргис Касенова: На мой взгляд, тенденция такова, что более важную роль в процессе ценообразования будут играть покупатели.
Александр Собянин: Конечно, пока цену диктуют покупатели. Если бы продавцы — тогда бы России совсем бы «каюк настал» с беспределом держащих экспорт углеводородов силовиков. Пока у поставщиков есть желание, но нет шансов диктовать цены. 1973 год показал реальный предел таких желаний. Хотя 2011-й будет для всех хорош — для поставщиков ростом цен до 110-130 долларов за баррель нефти, для потребителей — полным диктатом и возможностью за счет поставщиков углеводородов профинансировать третью, после Ирака и Афганистана, войну.
Марсель Виетор: Конечно, и продавцы, и покупатели должны прийти к согласию по цене. Каждый поставщик, как и потребитель, имеет альтернативные варианты. Альтернативные варианты, которые выбирают покупатели, зависят от ценового «потолка», который они готовы платить, а цепочка поставщиков должна подстраиваться и играть в пределах этого «потолка».
Андрей Тибольд: В течение следующих 5-10 лет , покупатели будут диктовать цены на энергоносители , особенно на газ . Основная причина заключается в продолжающемся избыточном предложении на рынках газа , в частности, на европейском рынке. Но это будет лишь временно . Уже сейчас мы видим , что повышающийся спрос в Азии постепенно влияет на мировые цены на энергоносители. Так, у величение спроса будет в Китае , который хочет повысить долю своих первичных источников энергии за счет чистого топлива , такого как газ . Поскольку спрос резко растет , положение продавцов будут укрепляться. Китай, например , мудро признал это и уже сейчас стремится обеспечить благоприятные долгосрочные контракты на поставку углеводородов .
Эрика Марат: Все зависит от диверсифицированности внешнего рынка отдельных стран. В случае Центральной Азии — цену диктуют покупатели. В случае России как продавца, а Европы как покупателя – цену диктует продавец. В случае России как продавца и Китая как покупателя – цену диктует покупатель.

JEEN : Результаты опроса продемонстрировали достаточно большие различия в подходах экспертов из разных стран к проблеме диверсификации энергетических маршрутов на пространстве Евразии. Практически ни по одному из вопросов не было однозначно единого экспертного мнения (за исключением, пожалуй, вопроса о том, кто, продавцы или покупатели, определяют цену на энергоносители). Это свидетельствует о том, что даже на уровне экспертного сообщества невозможно получить однозначную картину, включающую «коридор» приемлемых вариантов решений, опираясь на которую ведущие игроки на энергетическом рынке могли бы корректировать свою политику по диверсификации энергопотоков и координировать в случае необходимости свои действия.
Тем не менее, результаты опроса дали возможность обобщить информацию, содержащуюся в ответах экспертов и представить их в виде выводов.

Так, подавляющее большинство экспертов оказались едины во мнении (кроме одного эксперта, придерживающегося альтернативной точки зрения), что какие бы трубопроводные проекты с участием центральноазиатских государств не создавались, с этими проектами будут связаны значительные риски, прежде всего в области обеспечения безопасности. Речь идет прежде всего о прогнозируемой политической нестабильности в регионе, а также о прямой террористической угрозе, цель которой – трубопроводы.

Эксперты также в целом единодушно выразили скепсис относительно перспектив координации энергетической политики на пространстве Евразии. Часть экспертов объясняют это различием интересов игроков на энергетическом рынке, другие – отсутствием необходимых структур, которые могли бы взять на себя эту функцию, третьи – непрозрачностью политических и экономических структур и механизмов в ряде центральноазиатских стран, например, Туркмении.
В целом результаты опроса продемонстрировали скептическое отношение и к перспективам конкретных трубопроводных проектов, например, Трансафганского трубопровода и проекта Nabucco . С другой стороны, можно отметить общность экспертных мнений относительно того, что диверсификация энергетических маршрутов будет проводиться и дальше, будут востребованы все проекты, не связанные с чрезмерными рисками, о которых говорилось выше.
При этом экспертами отмечена опережающая роль Китая по сравнению с ЕС и другими игроками на энергетическом рынке. Эксперты в целом не считают существенной проблему отсутствия достоверной информации о запасах углеводородного сырья в ряде стран — возможных поставщиков (в первую очередь, Туркмении), поскольку они исходят из того, что известных запасов в странах региона все равно достаточно для того, чтобы вести торговлю из Центральной Азии в различных направлениях. Наиболее реалистичную позицию в отношении оценок собственных запасов и возможностей, судя по результатам опроса, имеет Казахстан.
Политизированность проблемы диверсификации энергетических маршрутов видится многими экспертами существенной проблемой, которая выступает в качестве существенного фактора на рынке энергоносителей. Зачастую экономическая целесообразность и рентабельность трубопроводных проектов рассматривается скорее не с точки зрения обеспечения энергетической безопасности того или иного региона, а как элемент политического противостояния. Трубопроводные проекты в такой системе координат становятся элементом торга, причем в зависимости от ситуации в экономической и политической сферах в странах-поставщиках и странах-транзитерах и даже в странах-потребителях цена вопроса может значительно колебаться.

Источник — JEEN

При перепечатке ссылка на JEEN обязательна

Комментарии

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *